2 ноября стало известно, что спектакль Архангельского молодёжного театра Панова «Книга непокоя» выдвинут на театральную премию «Золотая Маска» в четырёх номинациях, а работа режиссёра Сергея Азеева «Иллюзия договора» по пьесе Сартра попала в лонг-лист. Не секрет, что постановки молодёжного театра умеют удивлять, но давайте попробуем разобраться, почему «пановцы» вновь могут заполучить самую известную и желанную премию театрального сообщества.
За две недели до этого известия, 16 октября, «Книга непокоя» вышла в премьерный свет. Автобиография без фактов, созданная из размышлений и зарисовок жизни поэта из Лиссабона, столицы далёкой Португалии — фантасмагорическая история без сюжета. Спектакль, в котором режиссёр делает всё, чтобы зрителю захотелось уйти. И это не аллегория.
Непокой пришедших в зал начинается с первых минут. Пока ничего не ясно: тусклый свет, огромные кубы, в центре — большой чан с раскрытой раковиной. Сверху на жемчужину медленно стекает густая субстанция, похожая на нефть. Тающая красота будто находится под контролем роботов-экскаваторов, зафиксированных на ярко-оранжевом полу. Вместо удобных кресел — тесные скамьи вдоль стен. Вспоминается, что режиссёр Илья Мощицкий уже использовал этот приём в одной из своих работ — неоднозначной «Истории одного города». Значит ли, что и эта постановка будет удивляющей?
Спектакль «Книга непокоя» поставлен по книге португальского поэта и мыслителя Фернандо Пессоа. Мы погружаемся в мир Бернарду Суареша, помощника бухгалтера из Лиссабона. Это один из 136 гетеронимов автора. Но в данном спектакле нет ни диалогов, ни персонажей, ни даже актёров.
Перформеры молодёжного театра цитируют наиболее близкие себе отрывки книги, погружая зрителя в состояние медитации. Нас «ведёт» Степан Полежаев; главный интерпретатор в руках держит видеокамеру, расфокусированное изображение которой транслируется на экраны телевизоров. Он фиксирует каждую привлекающую деталь остальных 10 актёров — взмах волос, зачаровывающее движение пальцев, силуэт в цветовых пятнах.
Снимки дополняются интересными деталями, нарисованными, будто детской рукой на планшете. Поначалу хочется наблюдать, рассматривать, созерцать.
Все перформеры абстрагированы друг от друга и живут на сцене отдельной жизнью, каждый глубоко погружён в себя. Интересно то, во что они одеты, словно показывая, что гендер размыт и совсем неважен в этой постановке. Художник по костюмам сделал смелый шаг и одел персонажей в откровенные наряды: молодой человек в женском белье, девушка в полупрозрачном боди… Смело, но не ново, оглядываясь на «Историю одного города» этого же автора. Зрителя таким уже не удивишь.
Звуковое сопровождение дополняет нарастающее состояние смятения, тревоги, беспокойства. Композиции Дмитрия Саратского звучат в какофонии с раздражающими криками обезьян и птиц, гудками машин, истеричным смехом и звуком капающей воды. Расслабленное созерцание сменяется раздражением.
Режиссёр действительно делает всё возможное, чтобы зрителю захотелось покинуть зал — дёрганые движения актёров, оглушающие звуки, резкий мигающий свет. Большинство зрителей уже смотрит на часы и считает время до конца действия.
В какой-то момент перформеры начинают танцевать, громко аплодировать, радоваться, приглашая присоединиться к ним. Фоном неожиданно звучат рассуждения о Холокосте. Казалось бы, при чём здесь это? Как связаны тема боли еврейского народа и роман португальского автора, первая часть которого увидела свет больше ста лет назад? С таким же успехом можно было бы попытаться вплести в постановку по роману Пушкина «Евгений Онегин» тему атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки. Так много общего, не правда ли?
Вообще, замечается, что Холокост и иже с ним — одна из излюбленных тем Ильи Мощицкого. Режиссёр отметился на Архангельском фестивале «Европейская весна» в 2019 году нашумевшим и скандальным спектаклем под названием… «Холокост Кабаре». Однако в «Книга Непокоя» затрагивание этой темы вызывает слишком уж много вопросов, из которых «Зачем?» — самый адекватный.
Кажется, что представление подошло к концу, что наступила долгожданная разрядка, но не тут-то было. Финал оказывается фальшивкой, на который купились отчаявшиеся от этого сюра зрители. Меж тем личности Суареша снова глубоко погружены во мрак…
К «Книге непокоя» невозможно относиться однозначно. Плавность и лёгкость сменяют хаос и крики, медитативность и расслабленность — внутреннее напряжение и тревога. Перламутровая жемчужина как символ чистоты и изящества тонет в вязкой грязной жидкости. Ею перепачканы и девушки в светлых воздушных платьях, так похожие на Венеру с картины Боттичелли.
Режиссёр Мощицкий как будто хочет противопоставить прекрасное и безобразное, следуя философии героя Чака Паланика по уничтожению всего красивого, что есть на сцене, посчитав это «лишним», как и аплодисменты в финале. Наступает полное погружение в состояние непокоя и внутренние размышления, которое будет преследовать даже после выхода из зала.
«Книга непокоя» — специфический опыт заступа на территорию современного искусства, которую оценит далеко не каждый зритель. В некоторых моментах становится настолько невыносимо от нарастающей тревоги, что проскакивают мысли забыть обо всём. Если, конечно, мысль не утеряна сразу. Зрители утыкаются в телефоны, не в силах высидеть 2 часа на неудобных скамьях. Им уже не до созерцания и погружения во внутренние размышления — гаджеты оказались интереснее.
Эксперимент, честно говоря, на большого любителя. Но кому-то он точно придётся по душе.
Мария Коптяева