Проблемный музей ИЗО давно требовал устранения многих неполадок.
Устаревшее оборудование не позволяло монтировать выставки на достойном уровне, в залах не хватало правильного освещения, да и снаружи музей выглядел не очень свежо — давно было пора заменить окна.
Но главной бедой храма муз было канализационное зловоние. Время от времени в экспозиционных залах, расположенных на первом этаже большого жилого дома, появлялся стойкий запах человеческих отходов.
Виной тому были старые коммуникации и тот факт, что музей по непонятным причинам изначально открыли в жилой многоэтажке.
Любая проблема с трубами в квартирах, расположенных выше, напрямую сказывалась на культурном учреждении.
Когда в Архангельске заговорили о том, что музей будет в очередной раз отремонтирован, в душу закрадывались сомнения — казалось, что ничего дельного из этой затеи не выйдет.
Однако скепсис всё-таки немного развеялся, когда плоды ремонта показали общественности.
Во-первых, поменяли окна. Нельзя сказать, что визуально это решение смотрится лучше некуда, но их хотя бы осовременили.
Во-вторых, в залах появилось мультимедийное оборудование, позволяющее посетителю погрузиться в выставочный материал, физически с ним соприкоснуться.
Всё, что приближает человека к выставочному пространству, делает его восприятие живее.
В-третьих, в музее теперь есть нормальная подсветка для картин и 20 передвижных стендов нейтральной окраски.
Но кроме этого не поменялось ничего. Полы, например, скрипят точно так же, как и 20 лет назад.
По ним неловко передвигаться: кажется, что каждый шаг нарушает музейную тишину и портит другим посетителям процесс созерцания.
С другой стороны, это атмосферно — лёгкое поскрипывание половиц.
Известно, что на ремонт было выделено… 28 миллионов рублей.
Некоторым горожанам почему-то мерещится схема. И среди злых языков есть мнение, что от такой суммы кто-то оттяпал весомый кусок, потому что закупленное оборудование и установка новых окон, дескать, не могут стоить настолько дорого.
Впрочем, перейдём к выставкам. На первом этаже здания их две — нашумевшая ретроспектива «Иван Котов» и потрясающая экспозиция работ Марины Григорьевой «Синхронизация времени».
В этом материале речь пойдёт о первой, а вот про вторую мы поговорим отдельно.
Иван Котов — один из типичных представителей «поморской» деревенской живописи. Расцвет его деятельности пришёлся на послевоенное время.
На Севере этот человек оказался случайно — он родился под Калугой, провёл юные годы на Украине, после войны учился и был направлен советской властью преподавать рисование в Каргополь.
Судя по всему, Котов был очень средним человеком, обделённым амбициями и творческой волей, поэтому он остался на Севере и всю оставшуюся жизнь довольствовался рисованием сельских тётушек и унылых пейзажей с церквями, полями и прочими клишированными образами, характерными для живописи этого направления.
Говорить про Котова было бы мучительно скучно, если бы не одно обстоятельство.
Он был действительно талантливым колористом и имел шансы принести в русский импрессионизм свежую ноту, породнив его с деревенскими идиллически-рабоче-крестьянскими образами. И это было бы свежо, интересно и даже интеллектуально.
Но Котов этого не смог. Видимо, он даже и не думал в этом направлении. И поэтому заслуженно оказался интересным только для неискушённых пенсионеров и совестливо-патриотичных местных чиновников.
Свой вклад в популяризацию наследия Котова недавно вложила уморительная сотрудница музея ИЗО Валерия Зиновьева — «заведующая отделом информации, коммуникации и развития» по документам и типичная выскочка по факту.
Эта леди умудрилась перед камерами с умным видом изречь:
«Котов — это наш северный пейзажист, русский Левитан».
Что Зиновьева хотела сказать этим — одному Богу известно. Видимо, музейщица просто не в курсе, что Исаак Левитан и есть русский художник.
Этот ходячий казус лишний раз подчёркивает, что главная проблема музея — отсутствие профессиональных кадров, а не стендов на колёсиках.
Короче говоря, Котова облизывают как могут. Лепят новый бренд. Не век же молиться на Борисова.
Кстати, музей ИЗО уже обращался к наследию «русского Левитана» в 2018 году, и концептуально свежая выставка буквально ничем не отличается от предыдущей.
Да, в зале появились несколько мультимедийных стендов с информацией про художника, но это не изменило подачу его творчества.
Всем толковым музейщикам и пиарщикам известно, что хорошая выставка подразумевает некое концептуальное высказывание, посыл. Всё должно иметь свою философию.
Дублирование выставки пятилетней давности не несёт в себе никакого посыла. Картины Котова в этот раз просто удобно используют для демонстрации нового оборудования.
Котов удивляет чуткого зрителя и одновременно расстраивает.
Взять, например, картину «Портрет рыбака Голубина» (1964). Издалека — ну портрет и портрет, мужик сложил руки на своих снастях.
А вблизи видно: он нарисован в импрессионистской манере, точками-мазками. На его ладонях пляшут едва уловимые синие, фиолетовые и жёлтые блики.
Почему Котов побоялся применить этот приём ярче? Загадка.
Другая картина — «Деревня Красное. Закат» (1980-е).
Деревья на переднем плане скручены огнём заката. Кажется, что их кроны плавятся, а ветки свиваются в огненные плети.
Стволы деревьев кверху становятся мягкими, скручивающимися, они раскалены… Но для чего Котову надо было рисовать рядом с ними две убогих избушки и неинтересную, ровную и скучную траву?
Складывается впечатление, что художник сознательно усекает себя и свою фантазию, боится своего таланта.
Главное на этой картине — молниеносные клубы огня, запутавшиеся в деревьях, но никак не примитивный натурализм. А Котов уводит себя именно в него.
И так он делает практически в каждой своей работе.
Творчество Котова — это побег от сверхреальности в убогий опознаваемый мир, где крестьяне будут хвалить его за достоверность передачи их быта, а бестолочи-чиновники раз в пять лет — делать деньги на его близости «народу», «традициям» и прочему вздору.
В картинах «К зиме» (1980-е) и «Август» (1970-е) Котов умудряется приблизиться аж к кубизму.
Здесь изображены огромные пространства, заваленные дровами. От обилия острых углов и фактурных предметов рябит в глазах.
Это экспрессивное деревянное месиво очень похоже на кубистские опыты.
Дровяной фарш Котова — почти что интеллектуальный модернизм.
Но всё равно Котов не даёт свой оптике проявиться в полную меру, сужая грубый, живой, физически ощутимый образ раскрошенной в щепки вселенной до рядовой бытовой картины деревенского северного двора.
На картине «Лядины. Утро» (1982) он рисует потрясающее белое солнце и фиолетовые цветы — и тут же разрушает всю магию громоздким деревянным храмом, кресты которого едва помещаются в раму.
Тут хороша оппозиция между первобытным, древним белым солнцем и деревянным рукотворным колесом, приделанным к колодцу для черпания воды.
Но это можно было выразить ярче, драматичнее, в другой манере и с другой композицией, не требующей изб и храмов. И травы, занимающей 1/3 всей картины в ущерб остальному пространству.
В цветовом плане кажутся очень удачными работы «Сельские дети» (1964) и «Сирень цветёт» (1961). Ещё Котов ловко обманывает зрителя картиной «Деревня» (1989): небо на ней — светло-голубое и облачное, а вода в реке, отражающая его, — тёмно-синяя. Нарушение законов физики и оптики — это здорово.
В общем, Котов всегда оставляет тонких ценителей прекрасного неудовлетворёнными.
Котов — это затянувшаяся прелюдия или, в лучшем случае, несерьёзный петтинг.
Он мог стать заметным русским импрессионистом или погрузиться в авангард, но советское художественное образование и биографические сложности не позволили таланту Котова пробиться из провинциальной духоты.
Кстати, выставочное пространство организовано тоже не лучшим образом: вдоль стены зачем-то выставлено огромное количество стульев, а в закутке зала спрятана «инсталляция» — деревенский стол, самовар и две пустые чашки.
Сбоку — два экрана, в которых попеременно всплывают изображения людей, чьи портреты представлены на картинах Котова.
Не очень понятно, почему сие новаторство укрыто от глаз посетителей в самом дальнем углу, под лестницей.
Эта выставка не плоха и не хороша. Но на душе от неё как-то пустовато, несытно. Будто поел полуфабрикатов.
Наш вердикт: к посещению и тщательному анализу — необязательно, но желательно.