Знаменитая архангельская высотка, в которой уютно расположился искренний человек с очень интересной судьбой. Окно на 19-м этаже, из которого виднеются многочисленные крыши домов. Внизу кипит суетная жизнь архангелогородцев, в то время как мы, словно бы возвышаясь над всем этим, ведем диалог о литературе, о вечности и о единственном и подлинном искусстве под названием жизнь.
***
— Согласно вашей биографии, вы родились в Архангельске, потом с родителями переехали в Киев и закончили саратовский государственный университет. Что вас побудило вернуться в Архангельск?
— Тут все просто: я женился на северянке. И больше никогда не выезжал.
— За пределы Архангельска не выезжали вообще?
— Нет, не выезжал. Вся биография теперь здесь, в Архангельской области.
— Насколько известно, вы не только журналист, но и поэт, писатель. Какая ваша деятельность основная? Кем вы себя, в первую очередь, считаете?
— Ну я, в первую очередь, педагог. Мое первое образование — педагогическое. Я все-таки 20 лет отработал в образовании. Был директором школы, заведующим кафедры управления экономики, народного просвещения, так что поэтому я в первую очередь учитель. Учитель русского языка и литературы.
Творчеством я занимался на протяжении всей своей жизни, но не так, чтобы это было профессией. Таковым это стало, пожуй, только в новом тысячелетии, когда я издал первую книгу — в 2008 году — вот с тех пор я пытаюсь себя как писатель — как поэт и как прозаик — ну каким-то образом утвердить. Я все еще нахожусь в пути.
— Что вас побудило пойти в педагогический университет, это было какое-то внутреннее желание преподавать или таким образом сложились обстоятельства?
— Я никогда не хотел быть учителем. Я мог бы поступить в математический или же технический вуз, мог поступить и в гуманитарный. Вообще, изначально я хотел уйти после 8 класса в техникум на сварщика, мне очень нравилось строить дома, я хотел быть, вообще, честно говоря, инженером-строителем.
Было время, когда я думал идти по стопам отца, пойти в военное училище и стать офицером. Но потом я решил пойти в 9–10 классы и поступить на журналистику. У меня был в планах даже ленинградский факультет журналистики. Но семейный совет решил иначе.
У меня не было совершенно никакого желания больше оставаться дома, я всю жизнь стремился быть самостоятельным, поэтому, во-первых, я хотел поступить куда-то в гуманитарный вуз, а во-вторых, уже наконец уехать из дома. И вот таким образом нашелся Саратов, и я туда уехал, поступив на филологический факультет.
Надо просто понимать, что, чем ты хочешь заниматься с юности — оно всегда рано или поздно реализуется. Это понимается с годами, просто так от этого не отмахнешься.
— Как проходила ваша студенческая жизнь?
— Я был не очень покладистый студент. Молодость. Тогда нам было очень интересно жить. У нас было такое студенческое сообщество — производное от саратовского государственного университета — «саратовское гусарство». Мы собирались и раздавали друг другу всякие звания: поручики, фельдмаршалы… У нас был даже рог, в который мы наливали плодово-ягодное — и пили из него, читали стихи, пьесы.
Вот такая яркая была студенческая жизнь, и я даже не предполагал быть учителем, я писал литературоведческие статьи, выступал в студенческом обществе. Мне даже предлагали оставаться в аспирантуре, но характер у меня такой… Я хотел создать свою собственную историю, а не идти с кем-нибудь за ручку.
— Как вы стали директором школы в 21 год?
— Это произошло совершенно неожиданно. Мне необходимо было работать и по распределению я учителем отправился в Тихманьку — поселок в Каргопольском районе — я приехал рано, в июне, чем удивил директора. Он спросил меня зачем же я так рано приехал, когда все приезжают в августе. Я сказал ему, что у меня семья, что мне нужно посмотреть, где мы будем жить. И оказалось, условий никаких нет. Скажем так, обычный барак на два входа. В итоге мы временно остановились у родственницы моей жены.
Однажды мы пришли к директору совхоза. Он говорит, что у него есть жилье для семейных, в двухэтажных деревянных домах, но это исключительно для молодых специалистов. Я спрашиваю его: «А я кто?». Он мне отвечает: «Ты — никто. Молодой специалист — это агроном, ветеринар. А ты всего лишь учитель. Поэтому для тебя жилья нет.».
Через несколько дней, в Каргопольском районе меня вызывает девушка из РОНО (Районный отдел народного образования — прим. автора), Я говорю своей жене: «Мне сейчас предложат быть директором школы», но она мне не поверила. Я прихожу в РОНО, а мне говорят: «А вы не хотите побывать на должности директора школы?» — Вот так я и стал директором сельской школы, в которой было 80 учеников.
Потом уже я стал директором в крупной северодвинской 28 школы, которую я же и построил за 5 лет и отдал. Там был бассейн, тир на 50 метров, кружок авиамоделирования, 4 спортзала, большая спортплощадка, огромная мастерская, картиннг, слесарка, столярка и вообще много-много чего еще. Мы были на всесоюзном эксперименте, у нас обучались 2100 учеников.
— Как часто ваше творчество подвергается критике и подвергается ли оно ей вообще?
— В глаза меня критиковать достаточно сложно. А то, что делается за глаза — трудно назвать критикой. Иногда я вижу, что кто-то там что-то пишет в интернете. Если это что-то умное, то я прислушаюсь, но чаще всего этот человек не то читает и не так понимает, и просто высказывает свое представление о мире.
К сожалению, хорошей, умной критики, которая бы действительно помогала мне что-то сделать, к своему несчастью, я не получаю, но очень бы этого хотел.
Вообще, у нас, мне кажется, с критикой все достаточно плачевно в современной русской литературе, потому что современные критики — они больше политологи, такие, сажем, философы современности. Они, отталкиваясь от того, что прочитали, пытаются выразить свои идеи, мысли, свое отношение к миру, к России.
— Писателем или поэтом, по вашему мнению, рождаются или становятся?
— Рождаются. Для этого необходимы определенного рода способности. Вот, скажем, у тебя нет, способностей к пению — и вот хоть разбейся, но петь по-настоящему не сможешь, хотя и можно что-то даже наработать.
Необходимо родиться с определённой способностью и тягой. Сейчас развелось очень много графоманов, они очень много пишут, издают и сам процесс написания для них куда более важен, чем издание книги. Графоман в чистом виде, пишет, но не видит себя, и он не может себя оценить. А вот писатель способен себя исправить, у него есть, скажем так, внутренний редактор.
Необходимо также понимать, что к способности и тяги к письму необходимо должен прибавляться достаточный словарный запас, начитанность и способность к воображению.
— Вы бы назвали себя гением в литературе?
— Да упаси боже, вы что же!.. Конечно, нет. Такие вещи как гениальность — или даже талант — оцениваются временем, они оцениваются потом. В этом плане для меня всегда был мерилом А. С Пушкин. Мне очень нравится, как о нем говорил Достоевский или же Тургенев, что Пушкин явится миру только через 200 лет.