Вместо предисловия пусть автор сам расскажет о своем путеводителе. Передаём слово Николаю Харитонову.
— Попытаюсь кратко. «Путеводитель по Архангельску или нескучная прогулка по любимому городу с ироничным дилетантом». Для кого это всё написано, снято, издано? В первую очередь для себя, братцы, для себя… А ещё для тех, кому уже шлёпнул возраст «после Иисуса Христа».
Нынешним мальчишкам, с «клиповым мышлением» и соответствующим восприятием мира читать длинное пока скучно. В компьютерных баталиях бы побиться. Молодым, отроков чуть постарше, пусть и весёлая, лёгкая, но всё же история тоже пока по фиг. Не пришло время. Есть занятия поинтереснее, чем порхаться в книжках о городе, в коем и так мелькает жизнь «двадцать четыре на семь». Не пришло ещё время. И придёт ли? У тех и других интернет под рукой…
Так что писал, всё-таки, для себя, а издавал для вас, уважаемые «архангелогородцы серебряной седины и золотого времени». И, как вы догадываетесь (по нашему, как ни назови, не хилому уже возрасту), дилетант прощается с вами. Читатель тоже имеет право на картинку…
Пойду, пошуршу осенней акварелью листопада. Давненько не бродил и не шуршал
Часть первая: «Русский Север».
Русский Север, точнее его архангельская составляющая — огромные и по нынешним-то меркам пространства северной тайги. А когда-то, скажем так, административно земли охватывали Урал, простирались вплоть до Сибири. Было это во времена Новгородской колонизации, XI век.
Особенности Новгородской колонизации: жёсткий захват земель новгородскими ушкуйниками — боевыми отрядами завоевателей. Следом тотальное нашествие христианских миссионеров — православных священников, уничтожавших языческие капища обитавшей тут «чуди белоглазой», насильно крестивших её в православие. Строительство православных храмов, где творилось всё, и сразу: крестили, отпевали погибших ушкуйников, вели совет: какие окрестные земли завоёвывать сподручнее, какой данью облагать «чудь белоглазую». Заодно церкви служили местом сбора дани, складом для хранения припасов, боевого оружия.
Местом приёма новгородских гостей. Отсюда изначальное название ушкуйноправославных стоянок, с церковью: погост. От слова «погостить». Может, и «погостить» от погоста, точно не скажет никто.
Всякий погост имел своего хозяина — ушкуйника, чаще новгородца, решившего тут «навеки поселиться». Жилище и погост именовались его кличкой. Так одним из крупнейших поселений, откуда новгородцы правили завоёванными вплоть до Урала, землями, стали Холмогоры. Первоначально погост звался Колмогорским. Колмогоры. Колмогоров — тот новгородец, кто построился на этом берегу Северной Двины первым.
Географически место положения Колмогорского погоста оказалось столь удачным, что новгородские завоеватели основали тут центр управления землями Русского Севера.
Колмогоры никогда не были официально переименованы в Холмогоры. Это случилось само собою во времена, когда весь Русский Север отошёл под московское правительство, ещё при Рюриковичах. Потому как, следуя официальной легенде, Иван Грозный собственной грамотой повелел заложить на Северной Двине не Архангельск, а именно град Новохолмогоры. Новохолмогоры недолго просуществовали в государевых документах. Исчезли сами собой. В писцовых книгах замелькал Архангельск…
История появления погоста Колмогоры, превратившегося в город Холмогоры и странное продолжение, в виде Новохолмогор, даёт более-менее точное представление, как появлялись в пору средневековья города на Русском Севере. Архангельские земли и нынче велики, а вот городов на них раз-два и обчёлся. Нынешние по пальцам перечесть. Самый крупный Архангельск, помельче Северодвинск, несравнимо скромнее размерами и населением Новодвинск, Котлас, Мирный, Каргополь.
Котлас — всего-навсего энергичный железнодорожный узел. Северодвинск — долгое время самый большой в мире центр атомного судостроения, подводных атомных лодок. Мирный вообще мой ровесник, «новодел» середины советского века, со стабильно функционирующим космодромом. Новодвинск — городок целюллозников, «Архбумкомбината», построенного в советское время с братьями-болгарами. На юге области СССР соорудил ещё одного целлюлозного монстра, в городке Коряжма. Выгодно: котласский транспортный узел, девственная тайга…
Если к 440-летию в Архангельске живёт всего 300 тысяч человек, легко представить, сколь скромны населением остальные города. В том числе и самый древний, несравнимо древнее Архангельска и даже Москвы, старинный Каргополь.
Те, что до старинного, старше Москвы, Каргополя, совсем молоды. Если б не предназначение в «красном веке» нынче никто бы и не вспомнил.
А уж каким образом получила наименование города его соседка, Няндома, вообще дело тёмное. Разве, что опять из-за железной дороги. Няндома единственная сохранила станционные строения времён Савы Мамонтова на его железной дороге Ярославль — Вологда — Архангельск. Жалкие архитектурные остатки можно отыскать и в привокзальных дворах архангельской станции Исакогорка.
Особняком стоит город Онега. Географически, исторически, исконным промыслом рыбаков, мореходов она схожа, разве, с Холмогорами да Архангельском. Но городом её сделала русская трагедия, связанная с появлением всякого рода самозванцев, пытавшихся захватить власть народными бунтами. Онежский погост появился в устье Онеги, знаменитом тёплом Онежском заливе Белого моря, во времена Новгородской колонизации. О нём упоминают летописи 1137 года. Но городом Усть-Онежское поселение в Онегу переименовала Екатерина II.
После разгрома польско-литовского захвата Москвы, часть разбитых поляков бандами устремились в северные земли России. Осела такая и под Онегой, возле высокого острова, который так и прозвали «Ворзагоры» — «вор за горы ушёл». Нападала на торговые суда.
Бунтов много было и при Екатерине, но восстание Емельяна Пугачёва потрясло настолько, что добрая сотня населённых пунктов страны, особенно на окраинах империи, одномоментно, просто скоропостижно получила статус городов, с гербами, городским казначейством и прочими атрибутами. «Души и карман». Государева власть требовала серьёзного укрепления. Так городом стала и Онега.
Но есть места, которые в древности, во времена Новгородской колонизации и после, по своему предназначению, энергии жизни, местоположению, несомненно, были крупными городами. Увы, время и обстоятельства перевели их в мелкие
поселения. Так случилось с исторически великими Холмогорами. Изменилось мировое торговое судостроительство. Корабли с увеличившимся водоизмещением больше не могли заходить в ту часть Северной Двины — мелко. Иного назначения, как перевалочная база, разросшемуся до центра управления завоёванных новгородцами земель погосту Колмогорова не нашлось.
Хотя… Как минимум трое из царствующих особ династии Романовых приняли самое непосредственное участие… в улучшении холмогорской породы скота. Трём русским царям отчего-то упорно не спалось от родословной холмогорских бурёнок и, дабы улучшить породу, вельможи упорно закупали европейских бычков для совершенствования рогатого потомства русской северной коровы. Не вышло.
Советские столичные обитатели московского кремля не были столь сентиментальны. С Холмогорами поступили решительно. Претендуете быть старше Москвы?
С коровьим-то выменем? Ну-ну. И теперь бывшая столица Заволочья, некогда с границами аж до Урала, всего-навсего село, более известное, как родина Ломоносова, что не совсем. Точнее, совсем не так.
На шестистах тысячах километров архангельской тайги и болот в тридцати более-менее приличных для жилья населённых пунктах обитает всего-то миллион сто тысяч северян. Мы уже знаем основные причины появления архангельских городов: Новгородская колонизация, советский военно-промышленный комплекс и целлюлозная промышленность.
Ну и, само-собой, по особому велению государей, самодержцев российских.
Вот сим способом, по приказу последнего правящего из династии Рюриковичей появился на Северной Двине город, какой долго не понимали, как правильно называть. И о постройке коего не узнал тот, кто повелел строить. Помер. Впрочем, всё по порядку.
Если Екатерина Великая повелела в каждом городе иметь церковь и казначейство, «души и карман», то у Ивана Грозного основным признаком города считалось наличие посада со стрельцами. Читай: с военным гарнизоном. Но на месте, где сей грозный царь вздумал возвести новый город, военное стояло изначально. Тут был основан древнейший на Русском Севере Михайло-Архангельский монастырь. Основан при Иоанне Милостивом, архиепископе Великого Новгорода с 1110 по 1130 годы.
Самое раннее летописное упоминание о монастыре — 1419 год. Новгородцы строили его с размахом, как крепость Новгородско-Двинского общества. Центр христианства и православия. Центр светского правления и сбора дани. В общем, ничего нового, всё традиционно для новгородской колонизации Русского Севера.
Монастырь-крепость принимал бои, отражал атаки, одерживал победы и, будучи деревянным, горел в поражениях. «Двинской летописец» свидетельствует: «Шведы напали на Михаила архистратига монастырь. Сожгли все церкви, посекли чернецов».
Собственно, с монастыря Михаила Архангела и началось формирование Архангельского севера. Место, где стоял монастырь и был построен наш город, установлено точно: 64 градуса 34 минуты северной широты. Высокий мыс, Пур-Наволок, правого берега, в 45 километрах от впадения Северной Двины в Белое море. И далее, в Ледовитый океан.
А теперь давайте-ка прикинем: с какого это перепугу Иван Грозный на исходе собственного, мягко говоря, не самого спокойного правления решил в 1584 году, буквально «скоропостижно», за год, возвести новый город у Белого моря? Центр Заволочья, Колмогоры (Холмогоры) вполне справлялся с властными и торговыми функциями, обработкой заморских грузов немногочисленных иностранных судов. Тем более для товаров с крупных судов у заморских купцов стояли персональные торговые склады, у Николо-Карельского монастыря.
К слову, земли Николо-Карельской обители принадлежали Марфе Борецкой, жены новгородского новгородского князя, известного боярина, посадника Борецкого, посаженного народом главой города и подчинявшегося новгородскому вече. Марфа посадницей не была, женщин в княжеское кресло новгородцы не саживали. Однако, дама властная, решительная, никак не могла смириться с уменьшением владений после смерти мужа. Марфа принялась править решительно, жестоко, за что и получила в народе кличку «посадница». Основные землевладения Борецких сформировались в результате Новгородской колонизации. Содержали, в том числе, и архангельские земли.
Но случилась трагедия. И Марфа-посадница передала свои владения Соловецкому монастырю, чтоб монахи молились за упокой её погибших сыновей. Впрочем, в «красном веке» земли Никольского монастыря, да и он сам, оказались во владениях военных. Монастырское здание сохранилось, но поглощено Севмашпредприятием, строящим атомный флот.
Никаких экономических или социальных предпосылок строительства нового города на Северной Двине не существовало. Как всегда в государевы дела вмешалась большая политика и сомнения в собственном происхождении.
«Путешествующим дилетантам» не возбраняется отвлекаться от сюжета. На то они и дилетанты. Воспользуемся и мы «священным правилом драматургии Бертольда Брехта».
Дело в том, что царь Василий, считавшийся отцом Ивана IV, постриг свою первую жену Соломонию Сабурову в монахини, что на Руси считалось невероятным святотатством. Соломонию заточили в Суздальский монастырь, где она, вроде бы, родила сына Георгия. Вторая жена царя Василия, Елена Глинская, тоже не сразу «понесла» от царя Василия. Когда и над ней завис Дамоклов меч, Елена быстренько забеременела. Придворные заговорили о некоем стрельце, поспособствовавшем «бремени» царицы. Елена родила Ваню, будущего Грозного. А Сабуровы спрятали Георгия, от греха подальше. Ваня рос. Готовился в преемники. На трон. Но для царского двора сын Елены, какую не считали законной царицей, и шалопутного стрельца «был никем и звать никак».
Над ним откровенно смеялись, то и дело упоминая о законном наследнике Георгии. Там хотя бы мать законная царица. Отсюда опричнина, неожиданные набеги с вырезанием исключительно мужского населения, война с другом детства Филипом Колычевым, коего Грозный переманил из настоятелей Соловецкого монастыря высшим иерархом православной церкви, а потом повелел задушить Малюте Скуратову. В общем, те самые зверства, кои намертво прилепили Ивану IV кличку Грозный.
Необузданный террор довёл последнего Рюриковича на русском троне до крайней черты. Из писем другого бежавшего приятеля детства, князя Андрея Курбского, он понял, насколько зарвался. А тут ещё разгромная четверть вековая Ливонская война. Пора думать куда бежать, если что. Где спасаться? И тут подвернулась следующая история.
В 1496 толмач (переводчик) первым сходил из Северной Двины мимо Норвегии в Данию. Австрийский император Герберштейн описал это в «Записках о московитских делах». Русский дипломат Герасимов рассказал о возможности попасть на восток через северные моря в Риме некоему Павлу Иовию. В 1525-м тот Павел опубликовал рассказы о северных путях в Московию. Англичане прочли и… снарядили по Северному морскому пути экспедицию Ченслера. 14 августа 1553 года корабль «Эдуард» оказался возле Николо-Карельского монастыря.
Англичане застряли на зиму. С обозом скатались в Москву. Иван Васильевич просчитал всё и сразу решил… стать родственником английскому королевскому дому! Но необузданного тирана иметь в качестве родственника англичане не пожелали. Договорились о торговом «гешефте». Торговые преференции.
Однако Ивану Грозному снова повезло. На развалинах Золотой орды остались Казанское и Астраханское ханства. Не будем уточнять как, но Иван участвовал в разгроме обоих. И это укрепило его авторитет самодержца. Побеждать понравилось. И Грозный двинул войска на Ливонский орден, решив вернуть некогда русские земли Невы и Финского залива. Завязалась Ливонская война на 25 лет! Взяли Нарву, Тарту. Напугали Талин, Ригу. Немцам на помощь рванули поляки, шведы, датчане. Русские не выдержали. Ливонская война завершилась полным поражением Московии. Да ещё и крымский хан Давлет-Гирей воспользовался ситуацией и в середине событий, в 1571 году сжёг Москву.
Чёрная полоса разъярённого неудачами смертельно раненого зверя. События, предшествовавшие царской грамоте Ивана IV двинскому воеводе Петру Нащёкину и Залешанину Волохову от 4 марта 1583 года невероятные.
Иван Грозный уже чует, что вдребезги просаживает четвертьвековую Ливонскую войну.
9 ноября 1581 Иван в отвратительном настроении бродит по кремлёвским палатам. В опочивальне сына натыкается на невестку. Жена Ивана Ивановича в «интересном положении», к тому же в собственной опочивальне, не ждала увидеть государя. В общем, к встрече с самодержцем не готова, прибрана, причёсана, одета не как подобает предстать пред государевы очи. Иван Васильевич набрасывается на жену наследника трона Елену Шереметьеву. Иван Иванович заступается. Далее у историков следуют разногласия. Как бы там ни было, большинство считает, что Грозный ударил сына посохом в висок. Через одиннадцать дней Иван Иванович, коему должно было взойти на трон Иваном V, умирает.
Это не просто убийство сына отцом. Династийная катастрофа Рюриковичей. Наследником трона остаётся сын Фёдор. Не столько слабоумный, сколько слабовольный. Иван Грозный понимает, но никак не верит, что поставил жирную кляксу в правлении Рюриковичей Русью. «Fenit a la Comedy». Но Грозный не верит и всё.
Через пару лет после трагической гибели сына Ивана, в 1583-м, грозный папа, державший в страхе Русь, продувает двадцатипятилетнюю войну.
Всё, что происходит дальше — предсмертные метания от полной безысходности. Грозный ищет себе хоть какого-то военного союзника. Вспомнил про англичан. Ради их благосклонности, а вовсе не ради государства Российского приказал, в угоду англичанам, срочно строить Новохолмогоры. С новыми причалами, с новыми торговыми складами для торговцев Туманного Альбиона. Зря торопился Ваня Четвёртый. Грозный промахнулся. Надули его англичане. «Поматросили и бросили». Не уверен в подлинности исторических свидетельств, скорее уж бывальщина, тем не менее, по историческим скрижалям гуляет байка: 18 марта 1854 года во время переговоров с английским послом Боусом о женитьбе на англичанке Гастинг Иван Васильевич IV, по прозвищу Грозный умер.
Официальной датой пристроек к Михайло-Архангельскому монастырю того, что позволило обозначить строение, как город Новохолмогорск товарищи историки называют 28 июня 1584 года. Заметьте, о граде Архангела Михаила — Архангельске — ни звука!
Королю Якову английской династии Стюартов план порабощения Руси с Белого моря в 1612 году разработал капитан Чемберлен. Английский королевский двор дал «добро». Начали с захвата единственного морского порта, через который у нас, русских, шла вся морская торговля — Холмогорска. 24 июля 1612 года на Северной Двине высадилась первая партия английских войск. Предлог хитрый и подлый: помогаем русским обороняться от поляков. В ответ получили такой удар, что до самой Англии неслись, сломя голову, теряя паруса. Но только военные. Английские же торговцы прикинулись «бедными овечками» и ещё 37 лет эти наглые парни с Туманного Альбиона, пользуясь «русской смутой» держали монополию морской торговли под Холмогорском.
Так продолжалось до 1649 года, пока Англию не перевернули политические события. Чопорные англичане нахлобучили себе на голову революцию. Казнили короля. За короля Карла неожиданно обиделся второй из династии Романовых на русском троне, Алексей Михайлович. И врезал революционерам «под дых»: льготы отобрал, въезд в Россию запретил, провоз английских товаров в Китай, Бухару прекратил. Отныне англичане могли торговать только в Новохолмогорске и то с двойной пошлиной.
Впрочем, это там, в Москве, город с Михайло-Архангельским монастырём в центре обзывали Новохолмогорском, затем Ново-Холмогорами. Всякий царь считал вольным кроить историю по собственному усмотрению. На Архангельске споткнулись.
Жители города упорно не желали называть Архангельск Ново-Холмогорами, тем более какой-то там «крепостницей Новохолмогорск». Архангельск и всё тут! Похоже, то был первый тихий народный бунт, всенародное противостояние царям и Московскому кремлю. Тридцать лет длилась та «тихая буза». И архангелогородцы победили! Причиной оказались опять же трагические события. На Северную Двину накатили польско-литовские воры-грабители разбитого под Москвой войска Ходкевича.
Ворам всё равно, чьи деньги. Этим воспользовались шведы, купив всю ту свору для захвата Русского Севера. Эти ныне «белые и пушистые демократы Скандинавии и Туманного Альбиона» уже веками спят и видят, как бы оттяпать неохватные их представлению русские пространства. Летописи тех военных действий на Русском Севере свидетельствуют: Архангельский город (первое историческое упоминание названия Архангельска) снабдил осаждённые Холмогоры пушками, выслал для обороны вооружённый отряд и вместе с холмогорцами архангелогородцы отогнали литовские банды. Штурмовать Архангельск поляки не решились — «не по зубам».
А наш город после тех военных событий официально отделили от Холмогор, упорно обзывая… Ново-Холмогорами! Ещё раз: официальной смены названия Новохолмогор на Архангельск как не было, так и нет!
Тем не менее, сорок лет назад не какие-то Новохолмогоры, а именно Архангльск впервые масштабно, широко и как-то очень по человечески справил свой первый большой юбилей — 400-летие. Я там был. Мёд, пиво не пил. Не подавали. Зато помню роскошное стояние на Красной пристани барка «Седов» под парусами.
Когда вообще зашла речь о юбилее Архангельска? Трудно поверить, но масштабно впервые о нём заговорили в прошлом советском веке. Это случилось, когда засевшие в Московском кремле старцы из политбюро ЦК КПСС наглухо затянули страну СССР кумачом неестественных лозунгов и призывов. Руководящая Советским Союзом группа стариков, именуемых членами политбюро, настолько одряхлела, что через пару–тройку лет вся проехалась на лафете по Красной площади и замуровалась в кремлёвскую стену или улеглась на элитных аллеях Новодевичьего некрополя. Идеологический абсурд достиг апогея, требуя всё новых немыслимых мероприятий для отвлечения внимания народа от медленно надвигающейся на родину социализма экономической катастрофы. Бесконечные съезды, митинги, заседания и дикая череда надуманных увеселений. Кто жил и помнит, тот вздрогнет.
Вот на пике того абсурда кто-то подкинул архангельским коммунистическим идеологам мысль: сплясать на юбилее города на Северной Двине. Неважно, что датой основания назначили грамоту о промежуточном строительстве на месте веками живущего монастыря и селения. Идеологические внуки большевиков к любой истории относились наплевательски. Они и свою-то постоянно исправляли, подгоняли, чистили, приукрашивали. Естественно, никто из архангельских советских историков вслух о неправомерности юбилея города не возражал. Ребята не враги же себе, дуть против идеологического ветра.
Кстати, в 1984 году на плясках 400-летия Ново-Холмогор, объявленных юбилеем Архангельска, случился симптоматичный казус.
Московский Кремль всё никак не мог решить, кого из старцев политбюро отправить на Северную Двину. Ещё раз: старцы, правившие страной, были невероятно дряхлы. Вспомните пикантный анекдот о Брежневе. Что за неприличное, с трибуны съезда, «сосиски сраные»? Оказывается, это Леонид Ильич так выговаривает «социалистические страны».
Но без присутствия какого-либо из старцев праздник не имел должного статуса. Архангельский обком по такому поводу весь испереживался. Всё ждал: прилетят кремлёвские или нет? Пикантность в том, что если прилетят, праздник получит союзное значение и будет необходимо вывесить официальные портреты всех на ту пору живых советских вождей, то есть всего политбюро. Не вывесить — скандал и снятие с партийной должности. Но если вывесить без разрешения, а не прилетят — тот же скандал и катапульта из кабинета власти. Представляете, абсурд существовавшей системы?! А Москва всё никак не решит, кого из старцев сдвинуть в Архангельск, и «добро» на вывеску портретов политбюро не дает.
Наконец, в белую ночь накануне псевдоюбилея, когда у пристани встал парусник «Георгий Седов», нервы у архангельских партийных боссов не выдержали. После полуночи они всё-таки вставили нарисованные физиономии в проёмы окон горкома КПСС (ныне — мэрия).
Архангелогородцы, прогуливаясь тёплой светлой ночью к набережной, поглазеть на парусник, равнодушно взирали на партийно–портретные страдания отцов города и области. Каково же было изумление горожан, когда с первым лучом солнца портреты членов политбюро улетучились! Уж не политическая ли диверсия?! Ларчик просто открывался. К утру всё же выяснилось: никто из кремлевских старцев лететь не рискнул, боялся не донести свою священную партийную тушу до нашего Севера. И, чтоб не сняли с работы, архангельские боссы сняли портреты своих вождей. От греха подальше.
Впрочем, исчезновение портретов надоевших всей стране стариков, кроме обкома КПСС в Архангельске никто
толком и не заметил. Город в тот день впервые обратил внимание, сколь спокоен, весел и красив он может быть без набивших оскомину парт речей, трескотни неестественных лозунгов и призывов. На набережную и проспекты высыпало столько весёлых добродушных приветливых лиц, что горожане удивились: как нас, оказывается, много?!
Н-да… Всего сорок лет назад нас, архангелогородцев, было 430 тысяч. Сегодня не наберется и 300… Ни одна красная демонстрация, как ни старались сгонять людей на площади целыми коллективами, ни до, ни после не собирала столько народу. Хороший тогда выдался денёк у Архангельска. Если не лучший за все брежневское время, то самый душевный, уж точно. Без портретов вождей и сводящей скулы советской официальщины.
Теперь ещё раз о главном. Дату закладки нашего города разумно искать вместе с датой постройки основавшего его Михайло-Архангельского монастыря, поставленного на Северной Двине по распоряжению новгородского епископа Иоанна Милостивого, во время его религиозного правления между 1110–1130 годами. Вот в этом временном промежутке и основан град Архангела Михаила — Архангельск.
Это, завершающее своеобразную трилогию прогулок дилетанта по любимому городу, посвящёно весомой знаменательной дате — 440-летию Архангельска. За последние лет пять он изменился неузнаваемо. Нет больше града, язвительно обозначенного красным поэтом Демьяном Бедным городом «доски, тоски и трески». Деверянные дома канули в лету. Тоской нынешнюю архангельскую жизнь не назовёшь. Что касается трески… Да, когда-то, во времена древней Руси, Архангельская рыбная ярмарка кормила треской все русские земли, всю страну. Нынче же рыба в такой цене, чта горожане осеннего возраста вынужденно предпочитают мойву… Город иной. Жизнь иная. И жители иные. Время неумолимо. Так и должно быть. Нынешний Архангельск — город иных, следующих поколений.
С серьёзным историческим юбилеем тебя, старинный град в дельте Северной Двины, первый и долгие века единственный морской порт России. Город у Белого моря, где ощутимо дыхание великого сурового Северного Ледовитого океана и вечных льдов студёной Арктики.
Продолжение следует...