Многие говорят, что театр — многоликое искусство, охватывающее все частицы нашей жизни. Искусство, заставляющее открывать в самом себе нечто новое, показывающее то, насколько ты умеешь сопереживать, бояться, радоваться.
Странно, что многие темы всё ещё остаются табуированными. Например, количество постановок, в которых на сцене говорится об онкобольных, можно пересчитать по пальцам. Потому что об этом страшно даже думать — не то что показывать.
Спектакль «Голос монстра» — не первая постановка о переживании горя ребёнком. Ранее на сцене молодёжного театра уже появлялись Сузи из «Поцелуя ируканджи», столкнувшаяся со смертью близкой подруги, и Оскар, теряющий отца в период Великой депрессии в «Папа встретит меня в L.A.». Весьма смелый выход, попытка заговорить об этой страшной теме без прикрас. Но получилось ли?
На мой взгляд, не совсем. Едва ли постановку можно назвать удачной; в моём восприятии не сошлось ничего — от образа самого монстра, тисового дерева и минималистичной сценографии до самого смысла истории, будто отличного от книги. В романе Патрика Несса тонкой нитью тянется сюжет о борьбе с мыслями, а после принятия смертельной болезни мамы, самого близкого человека для подростка, главной идеей становится его искреннее желание, чтобы всё это поскорее закончилось любой ценой.
Пронзительная история о борьбе с собственным чувством вины. Но кажется, будто режиссёр упростил всё это, оставив эмоционального, одинокого подростка, сделав Монстром его самого. Безусловно, сложно без сентиментальности рассказать историю такого непростого взросления. Однако в некоторые моменты она кажется излишней, будто из зрителя специально хотят «выдавить» пару слезинок. На первое место выходит жалость, а не сопереживание герою.
Но обо всём по порядку.
Зритель входит в зал. Тревожная музыка, холодный свет. На сцене нет ничего лишнего. Вдоль стен расположены 6 стульев, на которых сидят актёры с масками в руках. Лица сосредоточены, даже суровы. Посередине — кровать, застеленная клетчатым покрывалом, и зелёный оазис — коврик из тисовых листьев. Свет гаснет, и мы погружаемся в страшный сон Конора.
Зритель знакомится с главным героем в момент, когда к нему приходит кошмар — ожившее тисовое дерево, чтобы подготовить к тому, от чего мальчик больше всего хочет убежать. В спектакле это чудовище играют все участвующие актёры, надевая на свои лица деревянные маски.
Голос монстра звучит шестью разными голосами — голосами знакомых и родных мальчика. Воплощённое напоминание о том, что самый страшный монстр сидит в нас самих. Но Конор не боится тиса, ведь в жизни появилось кое-что страшнее ожившего дерева — его мама больна. В книге тис показан старшим другом мамы и сына, неким объединяющим звеном. Однако при просмотре эта нить теряется, хотя она, как кажется, неотъемлемо важна.
Маму, как и других героев истории, мы видим глазами 13-летнего мальчика. Мы знаем о ней только то, что знает сам Конор, чувствуем, как растёт напряжение, понимая, что окружающие скрывают от него нечто страшное. Выстраивая пластичный рисунок, Татьяна Крылова, сыгравшая маму главного героя, показывает, что она уже в другом мире. Желание жить и бороться угасает с каждым днём, и она принимает неизбежное. Осталось только подготовить к этому своего сына.
В камерном мире мамы и сына ярким ураганом появляется бабушка, которую сыграла заслуженная артистка РФ Наталья Малевинская. Она совсем не похожа на других бабушек — носит брючный костюм, острые шпильки и «даже до их пор работает». Однако несмотря на искренность актёров, с которой они вживаются в роль, сопереживание героям так и не появляется.
В доме бабушки внук чувствует себя как в клетке, это показано с помощью стульев, которые приставляются к кровати мальчика — его последнему оплоту спокойствия. Клетка присутствует и на всех костюмах героев: юбка директора школы, комбинезон Лили, единственного друга Конора, клетчатая рубашка отца, прилетевшего из Штатов. Кажется, что этим интересным ходом художник по костюмам Шура Мошура хотела показать, что все герои словно закрыты в тюремной камере, из которой есть только один выход — смерть. Они все знают об этом, но очень бояться произносить вслух.
Кошмары Конора смешиваются с реальностью, напряжение нарастает, подводя нас к ожидаемому финалу — мама уходит. Но спектакль не заканчивается на трагичной ноте. Актёры сбрасывают напряжение, обнимаясь после проживания этой непростой истории. Кажется, жизнь продолжается. Однако финальная сцена не дарит «послевкусия», не даёт прислушаться ко внутреннему голосу и побыть наедине с собственными мыслями. Актёры открыто разрушают эмоциональный накал, резко обрывая сцену ухода матери.
Несмотря на некоторые несостыковки, уверена, что «Голос монстра» — то, что нужно показывать детям, обязательно проговаривая темы, которые там поднимаются. Нужно говорить с детьми о страшных и жестоких вещах, с которыми они ещё столкнутся в будущем.
И хорошо, если только на сцене театра.
Мария Коптяева