Сложна она, кажется, тем, что ставить классиков следует согласно оборванной мысли Хилона: «Либо хорошо, либо никак». Поэтому попытка органично уместить труд писателя в трёхчасовое действие на сцене — шаг отважный. Отметило это и жюри 3 Северного театрального фестиваля, на котором спектакль взял гран-при в 2018 году.
Непросто выдержать каноничность первоисточника, закрыв уши на шипение: «А в книге всё было по-другому» традиционного зрителя, который может не принять нового прочтения и в то же время внести свой взгляд, построив связь с настоящим временем. Показать, что Достоевский — это не что-то непонятное и недосягаемое, а про нас с вами — и даже про день грядущий.
Сам режиссёр отмечает: «К Достоевскому невозможно подготовиться». Действительно, можно только попытаться прочувствовать и, прочувствовавши, приблизиться к тому, о чём же он писал.
Кажется, что постпремьерная судьба спектакля сложилась наилучшим образом — каждый показ собирает почти полный зал разношёрстных зрителей. На «Братьях Карамазовых» можно встретить как школьников старших классов, отчаянно спорящих в антракте с учителем о том, что же на самом деле хотел сказать автор, так и поклонников и ненавистников самого театра Панова, ожидающих, чем же их удивят в этот раз.
А удивляться есть чему. К примеру, удивительному противоречию зрительской оценке.
«Вводящий в транс», «волнующий», «пронизывающий» — это всё про этот спектакль. И в то же время такие эпитеты, как «нервный», «истеричный», «оглушающий» тоже характеризует его. Как же так вышло?
***
В старой квартирке уездного помещика Фёдора Павловича Карамазова тесно, темно и душно. На полу — мягкая шкура убитого медведя, в которую так и хочется запустить руки. Рядом с ней — старенький патефон, видимо, не в первый раз оказавшийся подставкой для бокала с коньячком. Позади — плотная деревянная ширма, скрывающая секреты спектакля.
В этом доме зритель чувствует себя так же неуютно, как и Алёша Карамазов, одно из ключевых лиц, самозабвенный младший сын. Воплощённое лицо христианской безусловной любви произведения. Пахнет табаком, горячим борщом, старыми книгами и красным вином…
Неоспоримое достоинство спектакля в том, что он во многом про сегодняшний день. Интерпретация произведения составлена так, что зритель думает: «Так я тоже это видел, так ведь это и про меня то же самое…». Материал органично позволяет совместить разные эпохи, и ты уже не удивляешься ни одному из героев романа, Ракитину, наигрывающему наманикюренными пальцами гнетущую песню группы «Агаты Кристи» «Опиум для никого» на лютне, ни смешения церковных песнопений, русского рока и рейва.
Но в какой-то момент кажется, что авторы уже «заигрались» с современными вставками. Иначе сложно объяснить вплетение в спектакль неорганичных вставок интермедии.
Итак, представьте: финальная сцена. Звучит церковное песнопение девичьих голосов, по рукам ползут мурашки от увиденного и пережитого аффекта, на глазах актёров блестят слёзы. Аплодисменты излишни. И тут на экране появляется безвкусная вставка, снятая, кажется, в бассейне «Водник» с героем спектакля Алёшей и его прототипом — рано ушедшим сыном Достоевского. Ну и зачем это?
Достоевский сложен и тяжёл, и постичь его непросто. И интересно увидеть не только ту интерпретацию, которая будет импульсом подстёгивать ознакомиться с первоисточником, почитать и подумать о жизни, но и постановку, которая скажет, что та самая скучная книга, пылящаяся на полке, говорит и о нас с вами, и о том, что с нами будет, и о том, чего можем избежать.
Мария Коптяева