После открытия мемориала на Юрьевском рубеже корреспондент ИА «Эхо СЕВЕРА» душевно пообщался с Игорем Слободянюком. Под стук колес «Орлана», везущего экскурсантов обратно в Архангельск, глава организации «Штык решает» поведал поразительную историю восстановления памяти об интервенте, погибшем на поморской земле в страшных боях под станцией Обозерская.
— Вы говорили со сцены, что интервенты пытались захватить Москву и Санкт-Петербург. Но ведь численность их вооружённых формирований была небольшой. Как, по-вашему, им удалось бы осуществить свои планы?
— Их у нас было 50 тысяч человек, а население нашей губернии — 300 тысяч человек. На каждую семью — по солдатику, понимаешь? Даже сейчас, когда пара батальонов «Вагнер» двинулась на Москву, вся страна взвизгнула. Потому что дух, воля и подготовка решают всё. Интервенты могли спокойно дойти до столиц, у них было прекрасное вооружение и боевая слаженность. Интервенты — это отрыжка Первой мировой войны, они были прекрасно подготовленными воинами.
Британцы всегда были хитрожопыми, они занимались и занимаются интригами, а сами стараются никуда не соваться, поэтому не слишком ярко проявили себя во время сражений. Самыми зверскими солдатами в те годы были французы и американцы, особенно французы. Они однажды уже сунулись в Россию, поэтому захотели взять реванш в годы интервенции…
— Не слишком ли много лет прошло между Наполеоном и событиями 1918 года?
— Генетическая память жива всегда. Мы же помним про Гитлера, хотя все нам говорят забыть о той войне. Так вот, французы зверствовали настолько, что закалывали своих же раненых. Но им не хватило воли и духа, чтобы одержать над нами победу. Интервентов остановили петроградские полки. Эта побега — заслуга не архангельских воинов.
— Но под Шенкурском с ними дрались именно архангельские военные, мой дед, например.
— Я не изучаю события под Шенкурском. Шенкурск — это Двинской фронт, а я занимаюсь Железнодорожным. А задача у интервентов была одна — отщипывать Россию по кусочкам. Сейчас то же самое произойдёт с Украиной: и поляки откусят себе часть её территорий, и румыны, и венгры. Про нас не говорю.
Хочу добавить. Я жил в Англии в годы позднего СССР, готовя проект по работе, и понял, что с англичанами нельзя дружить. С ними лучше воевать. Мы для них — люди даже не второго сорта.
— А как же британское коммунистическое движение «Руки прочь от России», которое выступало против интервенции в начале ХХ века?
— Это чушь. Я такого не слышал. К тому же в Британии никогда не было сильной компартии. Британцы вообще постоянно подсылают своих атташе для вербовки наших в свои спецслужбы. Не так давно мы возлагали цветы на кладбище, где похоронены погибшие иностранцы, и к нам подошли два «ботаника» с прекрасным русским — сотрудники какого-то музея. Потом выяснилось, что они приходили нас вербовать.
— А как вы это поняли?
— У нас ведь тоже есть спецслужбы. Короче, англичане — это нация лицемерия и всепобеждающей лжи.
— На кладбище станции Обозерская похоронен австралийский лётчик. Вы сообщали на его Родину, что он похоронен у нас?
— Меня чуть за это не посадили. Это было после присоединения Крыма. В 2014 году нам позвонили из австралийского посольства, спросили, может ли к нам в гости приехать сам посол Пол Майер. Он уверял нас в том, что на нашей земле похоронен их национальный герой — некий Пирс.
Ну, посол приехал, мы его встретили, привезли в Обозерскую, а могилы такого солдата не нашли. Проходит время, приезжает следующий посол — Петер Теш. Снова заявляет о том, что в посёлке Обозерский похоронен их солдат. Но откуда мы знаем, где именно надо проводить раскопки? Нам нужен хоть какой-то ориентир, а в посольстве нам его не давали, потому что сами не знали.
Через два года от Петера Теша приходит карта на ученической тетради столетней давности, на которой отмечены 19 подписанных могил в два ряда. А на месте захоронений за долгие годы уже был построен дом, там спокойно жил один мужик. Русские не выкапывали интервентов и не создавали никаких мемориалов или памятных табличек, память о тех событиях очень быстро стёрлась…
Этот мужик, живущий над кладбищем, разрешил нам провести исследовательские работы на своём жилом участке. В итоге сначала мы нашли не героя Пирса, а лётчика Дэммса. Прямо в гробу. Мы поняли, что это лётчик, по сохранившимся пуговицам с авиационного обмундирования.
Никакой плоти, конечно, в гробу не осталось, там были только кости и череп, а рядом с черепом — одуванчик. За 99 лет всё истлело, а одуванчик сохранился. Мы посмотрели, кто из лётного состава Австралии погиб за время цветения одуванчиков на нашей земле. Среди погибших был только один человек по фамилии Дэммс.
Потом мы нашли и Пирса. Я написал в ФСБ письмо, спросил, чем можем быть полезны. Ответ был устный: не мешать, не помогать. После этого я поехал в администрацию президента с предложением: мол, давайте похороним этих австралийцев по-человечески. Британцы трижды обращались к советскому правительству с просьбой об этом — в 1925, 1927 и 1939 годах.
Я хотел позвать Путина, премьер-министра Великобритании и родственников этих людей на церемонию захоронения, но никто не пошёл навстречу моей инициативе. Сказали: «Старик, не время. А теперь вообще война».
Но мне кажется, что всё-таки надо уметь жить в мире. А жить в мире можно только имея мягкую силу. Если бы десятки родственников этих погибших военных и весь мир увидели бы наше человеческое отношение — это было бы нам на руку.
Когда мне отказали наши спецслужбы, я поехал в австралийское посольство и сказал, что нашёл Пирса. Оказалось, что Пирс — это британский военнослужащий, а не австралийский, он уходил на войну из Британии. Тогда меня пригласили в британское посольство, и там начали допытывать: «Вы уверены, что это останки именно британских военнослужащих?», «Вы уверены, что это не свиные кости?» и тому подобное.
Я сказал им, что отказываюсь разговаривать в таком тоне. Тогда они стали извиняться и говорить, что много жуликов пытается «продать» им липовые археологические находки. В посольстве мне сказали: «Вы, наверное, хотите вид на жительство, гражданство и деньги? Мы готовы, если Вы нам назовёте координаты захоронений». Было смешно это слышать.
Потом они попросили фотографию захоронений (мы уже перевезли останки с Обозерской на Юрьевский рубеж и там перезахоронили). Долго удивлялись, что я на свои деньги сделал таблички с именами этих людей. В общем, останки Пирса пришлось выкопать и привезти в Архангельск, где представители посольства убедились, что перед ними — именно он.
Мы смогли установить его личность по сапогам и шляпе. Пирс всегда фотографировался в шляпе, а на правой ноге у него было четыре пальца. Во время Первой мировой женатый и имеющий детей Пирс воевал во Франции, его бесконечно ранило, и однажды его друзья решили помочь Пирсу. Они сломали ему палец на ноге, чтобы он смог вернуться домой в госпиталь и повидаться с женой. Всё пошло не по плану, когда у Пирса началась гангрена. Ему пришлось ампутировать палец.
Военный атташе позвонил в Лондон начальнику генерального штаба, сообщил, что под Архангельском нашли останки их военного. Начальник генерального штаба из Лондона позвонил Герасимову. Но ведь мы со дня на день собираемся с ними воевать, а тут какая-то мутная гуманитарная история…
Поэтому московские генералы кинулись «разбираться» — то есть наказывать мой отряд за проявленную инициативу. Они обвинили нас в том, что мы, якобы, чёрные копатели, что за 30 сребреников мы продаём Родину. Слава Богу, наша региональная управа всё урегулировала, и нас оставили в покое. А останки лётчика Дамса и героя Пирса с тех пор лежат в городском крематории в Рикасихе. В синих закрытых контейнерах.
Я британцам говорил, что если они хотят захоронить своих солдат, которые лежат на нашей земле, то им надо заключить межправительственный договор о мемориальном сотрудничестве. Но британцы почему-то не хотят заключать этот договор.
Кстати, мы нашли внука Пирса. Это дед, ему около 80 лет, он австралиец. В Австралии чтят Пирса, там есть улицы, названные в его честь, и памятники. Это как наш Александр Матросов. Внук Пирса приезжал к нам в день столетия гибели своего деда. Он был на той самой поляне, где Пирс был убит из пулемётной точки.
Этот дед, выходя из самолёта, даже не подал нам руки. Он был очень зашуганный и брезгливый. Видимо, австралийская пропаганда рисует такой образ русских, будто мы тут детей едим. Через неделю он уезжал другим человеком — и всё благодаря мягкой силе. Мы ей воспользовались, показали человеку себя с неожиданной для него благородной стороны, и он поменял своё отношение к России. Всего за неделю!
Уезжая, он плакал и обнимал нас, говорил: «Ребята, вы должны приехать в Австралию». Моя идея с акцией перезахоронения их военных была как раз направлена на создание таких отношений. Этого не хватает России. Наш образ в сознании других наций может в корне поменяться благодаря мягкой силе.
— Как будет развиваться Юрьевский рубеж?
— На сегодня это готовый туристический маршрут, но я строю мемориал, который будет достоин визита президента. Сегодня мы построили мост через затапливаемую курью, осенью построим несколько сотен метров мостков до конца траншеи, будет сделан ангар для самолёта — маленький, но настоящий музей авиации, также мы проведём тут электричество, появится вода, мы сможем построить визит-центр для принятия гостей в любое время года. Чудовищно усложняет нашу работу отсутствие нормальной дороги. Было бы здорово подумать об этом.
— А можно ли погулять по Юрьевскому рубежу в одиночку, не в рамках туристической группы?
— Да, почему бы нет? Тем более, что мы пока не готовы принимать массовый поток туристов. Пока что мы принимает небольшие группы по предварительной заявке.
— Кого больше находите — красногвардейцев или белых с интервентами?
— В этом лесу погибло 1300 солдат Юрьевского полка. Вышел живым из боёв 31 человек. Сотни военных лежат в этой земле… Кого тут больше? Половина на половину, и красные, и белые — поровну. А вот интервентов мы никогда сознательно не искали, иногда обстоятельства сами так складывались, как в случае с Пирсом.