Вера Никишина, доктор психологических наук, профессор, директор Института клинической психологии и социальной работы Пироговского Университета Минздрава России. Кому как не ей разобраться в потаённых мотивах наших предпочтений и перверсий.
Предлагаем интервью с профессором Пироговки.
— Какие могут быть психологические причины того, что людям нравится true crime?
— Общей психологической причины не существует, разве что интерес к скрытому, запретному, к тому, что в обычных житейских отношениях отсутствует.
Все преступные деяния и вся преступная активность имеют амбивалентное отношение.
С одной стороны, это запрещено, непозволительно, не соответствует социальным нормам, а с другой стороны, кто-то же это делает, а значит возникает интерес хотя бы посмотреть на это. В этой амбивалентности и возникает популярность.
Но надо также сказать, что для каждой социальной и особенно возрастной группы мотив и интерес существенно отличаются и имеют разные последствия.
Например, для подростков этот интерес имеет высокие шансы перейти в зону экспериментирования, то есть познакомился, рассмотрел, вовлекся и сделал. С этой точки зрения данный контент имеет много прогностических рисков.
— Может ли интерес к True Crime связываться с компенсацией или удовлетворением скрытых желаний, в виде насилия или агрессии?
— В психологии не принято гадать, может быть, а может не быть. Мы выстраиваем свои суждения на предположениях.
Одна из гипотез, с которой можно связать популярность данного видеоконтента, состоит в том, что когда зрители просматривают его, он активирует у них достаточно сильные эмоциональные переживания. При этом человек, испытывая эмоции, остается в безопасности, в тех условиях, которые ему ничем не угрожают.
Также надо сказать, что в современных социальных пространствах одной из проблем является переживание бесчувствия. Мы это называем эмоциональным отуплением.
На этом фоне возникает запрос на более сильные переживания, которые можно получить в безопасных условиях.
Также надо обратить внимание на то, что когда человек смотрит имитирующий видеоконтент, например, с игрой актёров, то меры и степени вовлечения существенным образом меньше. Эмоциональный отклик тоже ниже.
— С чем может быть связан интерес к такому жанру?
— Когда речь идёт о видеоконтенте, особенно таком, который содержит реальные детали, фиксированные фрагменты преступного деяния, то эмоциональный отклик во много раз больше. Именно за ним и отправляются люди, просматривающие этот видеоконтент.
Есть еще гипотеза, которую тоже стоит рассмотреть.
Определенно у людей есть желания, которые категоризуются как социально неприемлемые и недопустимые. Вдруг появляется возможность их увидеть или услышать о них, о том, что кто-то преодолел эту границу запрета и имел возможность это реализовать. Здесь — самый большой риск.
При многократном просмотре или погружении в такое пространство есть высокий риск выйти на собственный эксперимент и на воспроизведение этих деяний.
С этой точки зрения социальные риски, таящиеся зачастую в инструктивной подаче, содержащейся в этом видеоконтенте, не могут не обращать на себя внимания, и особенно это небезопасно для подростковой аудитории и группы младших школьников, но очевидно при том, что есть формальные ограничения на возможности просмотра этого видеоконтента среди младших школьников он достаточно хорошо известен и определенные детали и фрагменты они воспроизводятся с такой эмоциональной точностью, что риск воспроизведения или риск подражательного действия очевидно увеличивается надо задать вопрос первую очередь какие эмоции активируют соприкосновение с данным контентом и если вы обратите внимание, то большая часть этих эмоций очень амбивалентна.
И те, кто смотрел, выражают это приблизительно так. Страшно интересно, ужасно интересно.
Эта амбивалентность является эмоциональной зацепкой, которая вовлекает в действие. Повышается риск перенесения действий из наблюдаемого воображаемого в реальный.
К этой амбивалентности легко присоединяются собственные фантазии.
Если состояние человека психически неустойчиво, то эти фантазии будут развиваться уже на патологическом основании и создавать риски не просто деструктивного деяния, но и патологически деструктивного деяния.