Ссылки на предыдущие части доступны в прошлых материалах.
Часть двадцатая: гастроли музыкантов и акробатов.
Красивыми случились концерты «Золотого кольца». Надежда Кадышева и Александр Костюк были великодушны, позволив телевидению сделать запись их творчества. В Доме офицеров телевидение сделало шикарную передачу. В ней участвовали счастливые зрители, задействован тот самый, удивительный исторический концертный зрительный зал. Интервью с Надеждой и Александром проходило в интерьерах знаменитой дворцовой мебели Постдамского дворца, «San-susi». Разговор случился непринуждённым, откровенным, добрым. Вообще то был особый выпуск ТВ «Звезд в провинции». Светлый, чистый. Получился всенародно любимым (повторяли в телеэфире более двадцати раз!), как творчество самого «Золотого кольца».
Правда, мне приезд «Кольца» в Архангельск дался потом, только что не кровью. В то безумное, в очередной раз «смутное» время государственных переворотов, все знали о бандитах, грабежах, разбоях на российских дорогах. Страна грабила, стреляла, убивала. Меня как-то минула чаша сия. Видимо многое, что творилось в предчувствии очередной встречи с музыкантами в Архангельске, походило в предчувствии, в ожидании праздника настолько, что городские «братки» и не думали предъявлять некие «финансовые требования», угрожая разбоем. В Северодвинске перед концертом «Бригады С» подошла было какая-то смешная компашка «гопников». Разговор был нелепым донельзя:
— У вас что, денег не хватает на билет?
— Мы по другому вопросу.
— По другому? Тогда после концерта. Некогда сейчас лясы точить. Ребята уже на сцене. В зал-то пройдёте?
— Не-а…
И больше я их не видел. Хотя северодвинский знакомый предупредил: не отстанут. А эти даже не пристали…
Вляпался я в Москве. Да и то по собственной глупости. Случилось это как раз в приезд «Золотого кольца» в Архангельск. Ладно уж, расскажу кое-что из той «гастрольной кухни». Было принято: перед выездом на концерты музыкантам передавали половину или иную часть обговоренного гонорара, и билеты на самолёт к месту гастролей. Не знаю, кто, как и чем пользовался, я же предпочитал деньги и билеты привозить лично. И сам потом летел с ребятами в Архангельск. Чтоб никакие случайности и «форс мажорные обстоятельства» не помешали проводимым мною творческим встречам в нашем городе.
Прилетел рано утром. Приехал «на стрелку» быстро. Таганская площадь. Жду час. Время прошло. Никого нет. В худое верить не хочется. Наверное, опаздывают, Москва всё-таки. Мне сообщён номер встречающей машины. Иду искать, мало ли что. Может, рядом ждут. Раз прошёл вдоль всей линии припаркованных авто, другой. Со свистом подкатывает грязненькая «легковушка». Из дверей выскакивают решительные боевые ребята.
— В машину быстро.
— Вы кто?
— Убойный отдел.
Мне протягивают «корочку» сотрудника. Ни хрена себе поворот. В салоне авто:
— Что тут делаете?
Я как на духу, выкладываю чистую правду, только не называю музыкантов.
— У вас что, такие деньжищи в рюкзаке?
— Ну да…
— Ребята, он сумасшедший.
— Нет, нормальный. Просто из другой, спокойной жизни. И мне стало с ними как-то спокойно.
— Здесь вчера киллер заказ исполнил. Не до конца. Мы вот…
И мне рассказывают, как в середине ночи у входа в кафе, где мы сейчас стоим, кто-то кого-то замочил. А надо было двух. И ещё: тот, кто стрелял, обронил что-то важное…
Слушаю и думаю про себя с теплотой, искренне: ребята, как хорошо, что вы ещё есть, что работаете, что не все в бандитах, как показывает телек в кино…
Оказывается, я уже примелькался за целый час моего ожидания встречи с директором «Кольца». А когда ещё попёрся разглядывать номера машин, да не по разу… Ребята сразу решили, что я тут случайный. В криминальную цепочку ни рожей, ни поведением не вписываюсь. И вообще ни во что не вписываюсь. Только привлекаю внимание. Или отвлекаю? Парни решили, что добром для меня это не кончится, кто-нибудь из ушлых «ухватит лоха за воротник». Решили как-то посодействовать явному провинциалу.
И тут останавливается машина с известными мне номерами.
— Вот она!
Пытаюсь выскочить, но парни начеку.
— Вначале мы. Кого ждём, кто должен принять деньги?
Ни фамилий, даже имён не знаю. Не помню и всё. Выбило. Рискую произнести, мол, ансамбль «Золотое кольцо». Парни выпрыгивают, достают из машины водителя. Замечаю даму в полупальто симпатичного меха, делающую всевозможные знаки остановившейся машине. Ребята о чём-то говорят с водилой авто, быстро осматривают салон. Старший — мне:
— Это Костюк, по документам. Пойдём вместе. Если что не так, падай на землю без слов, и не двигайся. Остальное наша работа.
Боже, как я до сих пор благодарен тем парням из какого-то УБОП. А, может, и вовсе не УБОП… Не один десяток лет миновал, не припомню, какие там силовые структуры были.
И когда мне теперь доводится слышать, мол, вся полиция — дерьмо, думаю:
— Сами вы дерьмо, раз в запале другого не видите.
А ведь я даже их не поблагодарил. Но теперь в каждом храме, где ставлю свечи, отдельная всегда Николе Чудотворцу. За здравие тех московских парней-силовиков на Таганской площади. Зажигаю всегда от лампады, так прямо и прошу:
— Ты в курсе, имён я ребят не ведаю, но ты-то знаешь, за кого прошу. Ты же мой ангел. Подари им чистой жизни, сколько сможешь…
А водителем был Саша, Александр Григорьевич Костюк. Мы поехали на базу какой-то фабрики, где, не поверите, в гримерке с концертными костюмами выпили сколько-то из полуторалитровой бутыли самой доступной и популярной тогда водки. Вспомнил, что привёз гонорар. В рюкзаке.
— Где рюкзак-то?
— Наверняка в машине.
— Надо деньги забрать…
— Не торопись. Столько всего… Поедем и заберу.
К Александру и Надежде у меня тоже сразу возникло чувство доверия. Чувствую, это было взаимно. Впереди у нас будет немало концертов. А в тот приезд они покажут мне свою новую квартиру, подаренную Черномырдиным. В окно даже не заглядывали, а любопытно разглядывали житие купола церкви. В этом же подъезде жильё Жириновского…
Вечером был концерт в зале «Россия». Я видел поднявшуюся на сцену Людмилу Зыкину. Она даже попыталась что-то спеть, но как-то не случилось. И слов в микрофон много не говорила. Только что-то неторопливо, не спеша лично Надежде Никитичне Кадышевой. И потом две певицы, уже физически гаснущая звезда советской эстрады и правительственных концертов и творчески набравшая невероятную мощь народной любви звезда свежая, чистая, молодая улыбнулись друг другу. Кто видел, это было трогательно. Очень. И немного грустно…
Архангельский гарнизонный Дом офицеров в своей биографии был энергичен и весел. И даже хулиганил во время вечеров отдыха и танцев под один из лучших вокально-инструментальных ансамблей города. Когда же того требовали обстоятельства бывал серьёзен, патриотичен. Если приходилось, то и грустно улыбался. Военный, в то же время он дышал и гражданской жизнью города. Превратившись в нечто с обязывающим названием «Патриот», уже не дышит. Так вышло. Так чувствует город. Может, это, только с виду нечто новое, на самом деле давно забытое, ещё советское, старое, напишет свою главу, достойную городской истории школьников. Но пока всё некие разрозненные странички…
Выходим из Архангельского Дома офицеров, не окунувшись и в толику происходившего в его стенах. Но с ощущением, кое-можно на вербальном произнести и так: «Не спрашивайте, почему мы, горожане, столь привязаны к своему тихому Архангельску. К спокойной несуетной Северной Двине. Нам, горожанам, и осталась-то одна общая на всех, отдушина в этом мире — наш Архангельск. Любовь к нему. Уважение. Если ещё на такое способны…»
Надо двигаться дальше. Что поделать: путеводитель.
Под занавес первой десятки третьего тысячелетия эта кофейня на Троицком выглядит столь же буднично, как в советские времена блинная. Блинная была типичной «стекляшкой». Архитекторы любили притыкать такие к крупным зданиям, коим считался «Дома быта на Попова». Куча стекла и бетона со временем изрядно загрязнилась, выглядела затрапезно. Но внутри подавали чудесные блины. Советский блинный фастфуд быстрый и ностальгически вкусный. Здесь между лекциями любили перекусить студенты мединститута. Журналисты телерадиокомпании, что напротив, тоже обожали почаевничать с блинами.
А потом пришёл Горбачев и, как Ленин — НЭП, объявил движение «за кооперацию». «Блинная на Троицком» превратилась в первое городское кооперативное кафе. Оно ощутило пикантности интерьера «свободных» дизайнеров. Всё ещё советский выбор материалов для внутреннего ремонта не предполагал особого разнообразия. Но, когда кафе открыли, архангельский народ ахнул. Гастарбайтеры из Молдавии приволокли в Архангельск специальные формы, заляпали потолок и стены такой гипсовой лепниной «в цветочек» и «в розочку» — мама, не горюй! Позже выяснилось: молдаване крепко наследили, прокатившись по городам и весям Русского Севера. Особо их почему-то полюбили железнодорожники. Архангельский вокзал, привокзальный ресторан, железнодорожный вокзал Котласа, Котласский ДК железнодорожников — всех объектов, подвергшихся «лепному набегу», не перечислить.
Кооперативное кафе на Троицком получило лепнину, покрашенную розовой и бронзовой краской, какой дотоле на Севере красили разве церковные оградки. Но и это считалось шиком! Время было такое, «перестроечное». Не только соль и спички по талонам. Исчезла примитивная посуда. В столовых чай разливали в майонезные баночки, в каких в больничные лаборатории носили мочу на анализ. Первое же архангельское кооперативное кафе, всё в бронзово-розовой лепнине, подавало кофе в чашечках! Что на фоне всеобщей бедности и нищеты совсем уж невероятно, здесь продавали без талонов крохотные пирожные. Невероятная роскошь. Завсегдатаям нынешних кофеен, с россыпями кулинарных изысков, пусть и с «химическим» привкусом, восторг посетителей архангельского кооперативного кафе времен горбачевских талонов на еду не понять.
Когда СССР исчез, кооперация, как при большевиках НЭП, стала неактуальна. И кафе превратилось в первую архангельскую кофейню «N 1». Чашка стоила в десять раз дороже, чем в ресторане. Зато модно.
Если не знать истории, ныне это ничем не примечательная проходная кафеюшка, у которой конкуренты отобрали даже право на «N1».
Нет больше советской блинной. Да и Дома быта, к которому она примыкала, тоже нет. Теперь это главный офис известной в Архангельске строительной компании «Аквилон». Потрясающая крыша и верхний этаж: стекло. Только стекло. Изнутри ещё более необычно, чем снаружи странно. Здание-офис. Столь же удивляет, впечатляет, где-то архитектурно подтягивает, как и невероятный градостроительный вернисаж, какой уже представил в Архангельске и совершенствует далее «Аквилон».
Впервые архангелогородцы увидели цирковое представление в 1889 году. С гастролями приехала труппа Вагнера. На Соборной площади для неё построили временный деревянный балаган. Десять акробатов месяц крутили сальто перед изумлёнными горожанами.
Первый же собственный архангельский цирк был построен в Соломбале. Деревянный балаган Лари и Ко, для летних представлений. 1905 год. Ещё через пять лет балаган получила цирковая семья Павлова. Когда он сгорел, на пожарище отстроили новый.
В город цирк перебрался в 1929 году, уже государственным. Правда, сезонным, летним. Но через тридцать лет и тот деревянный балаган сгорел. Случилось это летом 1959 года. Архангелогородцы были потрясены невероятным зрелищем. Нет, не пожаром. Хотя полыхало круто. Гораздо большее впечатление произвели огромные слоны, свободно прогуливающиеся по архангельским улицам. Животных выпустили из полыхающих вольеров, чтоб не сгорели заживо, и теперь африканские чудовища вальяжно давили многотонными тушами деревянные мостовые Архангельского Севера.
Мощеные булыжником, набранные брусом проезжие части улиц ещё выдерживали вес, а вот дощатые настилы пешеходных мосточков под напором слоновых ножек африканских гигантов разлетались в щепки. К тому же животные хотели жрать! Что значит накормить этакую тушу, ведомо лишь тому, кто сталкивался. Короче, гуляя по Архангельску, слоны разворотили и опустошили все попадавшиеся под хобот архангельские помойки. По воспоминаниям моей знакомой, во дворе её дома на Троицком, слон всего-то легонько пнул дощатое сооружение, и от разлетевшейся помойки осталась лишь куча дряни.
Нынешнее, превратившееся в изрядный повод для насмешек, строение появилось на Троицком в 1962 году. Сегодня это самая пикантная из городских головоломок: цирка в Архангельске нет уже минимум четверть века, зато директор в наличии.
Последние гастроли, нашумевшие под архангельским куполом, связаны с горбачевской Перестройкой. Во времена истерики «музыкальных чёсов» по стране жулики загнали сюда подставной состав фальшивого «Ласкового мая».
У кривлявшихся на сцене пацанов отрубилась фанера. Бедолаги, сдуру, отчаянно гнусавя, фальшиво запищали беспомощными фальцетами. Детишки-зрители немедля прекратили рыдать под фанерное счастье и бросились на арену, терзать засранцев лже «Ласкового мая». Незадачливые маленькие жулики едва унесли ноги, сбежав из цирка через специальные проходы, по которым уводили с арены зверей. Тем и спаслись от гнева разъяренной толпы архангельских подростков.
Больше экспериментов с попсовой фанерой под куполом не проводили.
Продолжение следует.